В 1944 году мой отец был еще ребенком и находился в Будапештском гетто. 600 человек ютились в крохотном подвале. Утром 27 декабря его мать, моя бабушка, подошла к нему и сказала: «Томике, ты этого не знаешь, но сегодня у тебя бар-мицва. И твой отец уже не вернется». Мой дедушка на тот момент был убит в газовой камере концлагеря Маутхаузен. «Я не могу испечь тебе торт, — продолжала она, — но есть одна вещь, которую я могу сделать». И достала флакончик духов Шанель №5. Бог знает, как она сохраняла его в целости все эти годы. Бабушка с силой разбила пузырек об пол и сказала: «По крайней мере, здесь не будет вонять на бар-мицве моего сына». Тогда это было все, что она могла сделать для него.
Каждый день я задаю себе один и тот же вопрос: а все ли я сегодня сделал для того, чтобы наши дети жили лучше? Чтобы бабушки и дедушки старели достойно? Отдал ли я все силы для этого, сделал ли всё возможное?
Все люди, на каком бы языке они ни говорили, в какой бы стране ни жили и каких бы политических взглядов ни придерживались, хотят хорошей жизни и счастья для своих детей. Для нас, евреев, тысячи лет не имевших государства, рассеянных в изгнании по всему миру, это желание особенно сильно. Всё,