Андрей Макаревич: мой сын будет говорить и по-русски, и на иврите. Интервью "Вестям"

vesty.co.il:

Очень трудно говорить под запись с человеком, с которым ты много лет общаешься неформально. Кроме того, не скрою, я очень люблю Андрея Макаревича. Он сам считает, что если «любить», то нельзя сказать, за что. Но я точно знаю. За слог и дух, за полное отсутствие пафоса и будничное мужество называть вещи своими именами. За то, как он смотрит на свою жену. За всех котов, собак и рыб, нарисованных им.

Сейчас Андрей Макаревич находится в Израиле, недавно у него и его жены Эйнат Кляйн родился сын, которого назвали Эйтаном.

— Не так давно твоя жена Эйнат написала в своем фейсбуке, что в ее жизни с появлением ребенка возникло три новых страха: чтобы он не подавился, чтобы он не захлебнулся, и чтобы он хорошо спал. Она на новенького, а какие вызовы принес Эйтан своему папе, ты ведь уже опытный отец?

— Прошлый опыт был давно, так что всё как впервые. Он сейчас такой маленький, что я боюсь его взять в руки, вдруг там что-нибудь сломается. Хотя он по всем параметрам в порядке.

— Когда и горе, и радость одновременно – частная огромная радость семьи и тяжкое огромное горе войны, — эти эмоции можно упорядочить? Архитектурно, или как еще, инструментов у тебя полно.

— Архитектура — это как раз та штука, в которой все намешано, поэтому ничего распределять я не собираюсь.

— А как со всем этим жить? Что делать?

— Надо делать то, что ты в состоянии делать. Если совсем грубо, можешь облегчить положение беженцев, значит, этим надо заниматься. Если ты не можешь сегодня взять и остановить войну, то не надо завывать и рвать на себе остатки волос, как это сейчас делают многие журналисты, и от чего меня уже просто тошнит во все стороны. Это очень любительская попытка сохранить себя в профессии. Трансляция своих хреновых эмоций – не вполне