У меня есть друг, да что там друг — он мне как брат. Почти 30 лет мы ходили вместе на военные сборы, воевали плечом к плечу и тренировались в промежутках между войнами. Бесконечное количество разговоров по душам в бесконечное число ночей уже не знаю на скольких армейских позициях.
Иногда мы спорили до потери голоса, но часто молча соглашались друг с другом. В начале борьбы против того, что в правительстве называют «юридической реформой», я позвонил ему. Мне было важно понять, что об этом всем думает умный и знающий человек, религиозный, правый либерал.
Это было ошибкой, причем огромной. К моему вящему удивлению, он произнес целый монолог, как будто списанный до последнего слова с ядовитой предвыборной пропаганды блока «истинно правого лагеря». Закончив беседу, я понимал, что буду любить его как и раньше. Что если он, не дай Бог, попадет в беду, я приду на помощь, вместе с другими товарищами по подразделению. Но очарование наших доверительных бесед исчезло. С тех пор я ни разу не звонил ему, а он — мне.
Переворот Левина, Ротмана, Бен-Гвира и их соратников отнял у многих израильтян возможность прислушиваться друг к другу. И это лишь одна из составных частей происходящего беспредела,